Великий князь Михаил Александрович Романов
Сто лет назад, 12 июня 1918 года, был расстрелян Михаил Александрович Романов, "Его Императорское Величество Михаил Второй", как назвал его в телеграмме отрекшийся от престола брат, Николай II. Начавшись Михаилом, династия Романовых и завершилась Михаилом же.
Организатор его расстрела, большевик Гавриил Мясников, написал позднее рассказ-исповедь, который назвал "Философия убийства, или почему и как я убил Михаила Романова". Гавриил Мясников был очень своеобычно мыслящим большевиком, известна его бурная полемика с Лениным, в которой он призывал дать свободу слова рабочим "от анархистов до монархистов". Владимир Ильич с ним не согласился...Ещё при Ленине Мясников был исключён из партии, в 1928 году бежал за границу. Пытался сотрудничать с Троцким, но тот был настроен по отношению к Мясникову довольно холодно, и общего языка они не нашли. В 1945 году Мясников добровольно вернулся из эмиграции в СССР, чтобы создать, как он говорил, вторую партию, во всём оппозиционную ВКП(б). Закончилась эта затея, как нетрудно догадаться, не самым лучшим для него образом...
Ниже приводятся отрывки из "Философии убийства" Гавриила Мясникова.
"Это было весной 1918 года. Челябинск находился во власти колчаковских войск. Во власти войск Учредительного Собрания. Войска эти очень сильно нажимали на наши красногвардейские отряды, которые хорошо умели умирать, но плохо сражаться... Этот период борьбы был периодом борьбы добровольцев с той и другой стороны. И в плен не брали, да и не сдавались: драка была жестокой, беспощадной.
Межнациональные войны не знают такого ожесточения.Особенно жестоко поступали с теми комиссарами, которые почему-то не смогли покончить с собой, и их схватывали живыми. Самая разнузданная жестокая фантазия заплечных дел мастеров не может придумать ничего более жестокого, чем те пытки, которым подвергали комиссаров. Здесь все было: вырезывание ремней на спине, загоняли под ногти деревянные шпильки, выпускали кишки и приколачивали их к дереву и в то же время, подгоняя раскаленным железом, заставляли бегать вокруг дерева, выматывая их из себя. И не только комиссаров, но и жен их. В тех местах, где побывала нога белых банд, и если им попадалась семья комиссара, то они ее не расстреливали, нет, а замучивали в пытках. И не только коммунистов, а достаточно, если им попал мужичок, крестьянин, председатель комитета деревенской бедноты, чтобы ему придумать мучительнейшую из смертей, вроде того, что его зарывали измученного, истерзанного всеми видами пыток и побоев, но еще вполне живого... Такое отношение помогало населению скоро понять и раскусить эту разнузданную, кровью пропитанную, золотопогонную чернь. И оно формировало партизанские отряды и делало нужное революции дело. Ковало победу революции. Но слишком дорогая была плата за нравоучение, за курс политической азбуки."
"Для меня же было ясно, что начатая гражданская война Колчаками, Алексеевыми, Красновыми, Дутовыми, Каледиными — ищет знамени. Ни один из генералов знаменем быть не может, каждый из них считает себя равновеликим и между ними неизбежны грызня и взаимные интриги. Ни одно из генеральских имен не может стать программой всей контрреволюции, начиная от меньшевиков-активистов и правых с.-р.-ов и кончая монархистами. Не может быть этим знаменем и Николай II со своей распутинской семейкой. Он как глупый, тупой тиран не пользуется нигде никаким уважением. Выдвинуть Николая II — это значит внести даже в среду генералов и офицеров раскол, не говоря уже о крестьянских массах и кадетско-меньшевистско-с.-р.-кой интеллигенции. Его имя не мобилизует силы контрреволюции, а дезорганизует их. Он политически мертв.
Другое дело Михаил II. Он, изволите ли видеть, отказался от власти до Учредительного Собрания. Керенский от имени партии с.-р.-ов пожимал ему руку, называя его первым гражданином Российского государства, т.е. прочил в несменяемые президенты. Со стороны меньшевиков была бы самая лойяльнейшая оппозиция. Даже анархисты типа Кропоткина и те поддержали бы эту формулу перехода. Монархисты и кадеты были бы ползающими на брюхе» готовыми на все рабами".
"Поддерживая Михаила II, буржуазия всех стран могла бы делать вид, что она поддерживает нечто от революции, а не от контрреволюции, а это значит, что она могла спокойнее, без опасности со стороны пролетариата мобилизовать большие материальные и человеческие ресурсы, чтобы бросить их на помощь русской контрреволюции. А Каутские всех стран обосновали бы это теоретически."
"Я имею случай снять голову контрреволюции. Лишить контрреволюцию знамени, программы и тем самым уберечь тысячи рабоче-крестьянских жизней.
Ведь что такое Михаил? Очень глупый субъект. Одеть его в блузу рабочего, запретить называться Михаилом Романовым, заставить работать, ну, хотя молотобойцем, и он будет выглядеть не очень развитым, недалеким рабочим. А вот поди же ты! Получилась такая расстановка борющихся сил, что этого недалекого человека выдвигают на роль вершителя судеб величайшей страны, и из него может получиться впоследствии некое божеское воплощение на земле. Значит, дело не в Михаиле, а в расстановке борющихся сил, сил борющихся классов. В Михаиле старый мир имеет знамя, программу, имеет орудие для более успешного отстаивания позиций разрушенных Октябрем классов. Он как будто бы остался в стороне и не несет ответственности за все преступления романовской шайки и получил некоторое миропомазание от революции в лице партии Керенского, которая когда-то считала цареубийство, истребление всего рода Романовых сильнейшим из средств в борьбе за идеалы партии. При этом Учредительное Собрание, которое в течение десятков лет служило знаменем мобилизации революционных сил в борьбе с самодержавием, как бы волею самой революции признанное стать вершителем судеб всей страны, признано и Михаилом, который своим отречением до Учредительного Собрания признал глас народа за глас божий, надеясь, что этот глас божий будет и его гласом, сделает его помазанником божиим. Стало быть, дело не в физической личности Михаила, а в фокусе социальных классовых сил, которым является Михаил."
"А странно всё-таки: Иван Сусанин. Крестьянин. Спасает Михаила Романова, Михаила I. А я, рабочий, изгой, смерд, закуп, тоже сын крестьянина, уничтожаю Михаила II и последнего.
Начало и конец, альфа и омега: Михаил."
Гавриил Мясников
"Надо начинать с Михаила как центра контрреволюционных сил. Что может быть правее монарха? Все остальное — это служебное и подчиненное. Что значат все эти мелкие истязатели, палачи, шпики, провокаторы, жандармы, полицейские? Все это мелкие или крупные слуги одной шайки, а главой этой шайки является, хочет он того или нет — Михаил.
Мы, не разговаривая, убиваем малых и больших провокаторов, но почему мы почтительно сторонимся перед главой этих провокаторов? /.../ Что за половинчатая и гнилая политика? «Руби столбы, а заборы сами повалятся», — говорил Емельян Пугачев. И он был прав. Это верная политика. Бей по головам контрреволюции, а руки и ноги сами перестанут действовать.
Совсем немного доблести, смелости и предприимчивости надо, чтобы схватить мелкого провокатора, шпика, жандарма и пристрелить его. Что толку? А пристрели столько, сколько мы пристрелили провокаторов, из членов дома Романовых, толк будет, и большой: уничтожишь иконы, которым молятся и служат эти провокаторы и жандармы. Это не значит, что провокаторов, жандармов и шпиков надо щадить, их надо уничтожать, надо проветрить комнату от 300-летней нечисти, надо перебить всех клопов, вшей, блох и прочих паразитов, но надо бить не щадя ни одного из этих паразитов, и чем жирнее он, чем знатнее, тем скорее кончать с ним."
Михаил Александрович (слева) и его секретарь Джонсон в Перми в 1918 году. Великий князь дал обет не бриться до своего освобождения
"Михаил и его приближенные — это штаб, главный штаб, от которого зависит многое, а может быть, и исход войны. И имея этот штаб в руках, не уничтожить его, это значит быть тряпкой, а не революционером, значит помочь врагу бить нас. Этого-то я делать не собираюсь. А напротив. Надо привести в исполнение приговор истории. И колебаниям нет и не должно быть места.
Итак, решено. Твердо, бесповоротно. И решено, собственно, не сейчас, а в те три ночи моих размышлений. Там все основы основ, а теперь просто детали и техника."
"Михаил высокого роста, сухой, непропорционально тонок, длинное и чистое лицо, прямой и длинный нос, серые глаза, движения неуверенны, на лице растерянность. Явно не знает, как себя держать. Глядя на него, все можно предположить, но только не наличие большого ума. Этого порока ни на лице, ни в глазах, ни в движениях не заметно. И увидев такую глупую фигуру, я спрашиваю:
— Скажите, гражданин Романов, вы, кажется, играете роль спасителя человечества?
Ответ, который последовал, вполне соответствовал моему впечатлению.
— Да, я вот дал народу свободу, а он вот меня в ЧК приглашает, — сказал, двинув как-то нелепо рукой при этом.
Секретарь Джонсон... Заметив на моем лице усмешку, он понял, что я хохочу от всей души над глупым Михаилом, и поспешил вмешаться в разговор, стараясь сгладить впечатление, произведенное гениальным ответом Михаила.
— Михаил Александрович хочет сказать, что центральная власть отдала распоряжение оставить его без надзора ЧК, вполне свободным и не рассматривать его как контрреволюционера.
— Думаю, что это сенатское разъяснение мне не нужно. Обо всех распоряжениях центра я осведомлен. И тем не менее, я вам приказываю приходить сюда каждый день на отметку, а теперь распишитесь в явке и будете свободны, — ответил я.
Они расписались и, поклонившись, со словами «до свидания» удалились.
Это было при мне первое и последнее посещение ЧК Михаилом."
"«Вот дай народу свободу, а он меня в ЧК приглашает». И какая же дубина! А дубиной он кажется на фоне событий дня. Он — сын своего рода: история делалась не народом; создает богатства, трудится, познает природу, совершенствует труд и организм — это не творец истории, а цари — и он последний из них — он дал народу свободу. Это целая философия, но философия архива и музея, но не живая. Философия мертвая, и носители философии умерщвляются."
Рассказ непосредственных исполнителей расстрела Мясников передавал так:
"Зашли в лесочек, это совсем недалеко от дороги. Ну, тут я немного остановился, чтобы сравняться с Джонсоном, а потом и говорю: «Мы приехали, я должен вас расстрелять», — и, подняв браунинг, стреляю. Браунинг дал осечку, а в это время Михаил бросился к Джонсону и, плача, обнимает его шею. Я стреляю, и браунинг разряжается. Михаил падает. Вслед за этим выстрелом, почти одновременно раздается выстрел Иванченко, и Михаил, падая, увлекает за собой застреленного Иванченко Джонсона. Я подошел, и они еще шевелятся, и тут же наставил Михаилу в висок браунинг и выстрелил. Иванченко делает то же самое с Джонсоном, и наступает моментальная смерть."
Источник:
Мясников Г. И. Философия убийства, или Почему и как я убил Михаила Романова / публ. Б. И. Беленкина и В. К. Виноградова // Минувшее : Ист. альм. - [Вып.] 18. - М. : Atheneum ; СПб. : Феникс, 1995. - С. 7-191 - В прил.: Мясников Г.И. Из автобиографии Мясникова: с. 137-152; Из следственного дела 1923-1928 гг.: с. 152-165; Из следственного дела 1945 г.: с. 165-187.
https://www.sakharov-center.ru...
Фотография на память после убийства Михаила Романова. Слева направо: Андрей Марков, Иван Колпащиков, Гавриил Мясников, Василий Иванченко и Николай Жужгов. Пермь, июнь 1918 года
Добавлю ещё пару слов в заключение от себя.
Пожалуй, не будет большим преувеличением сказать, что в несостоявшегося "Михаила Второго" стреляли не простые рабочие, в него стреляли сто лет русской литературы и истории. В своём рассказе Мясников вспоминал и Толстого, и Достоевского, размышляя, как они повели бы себя на его месте. И приводил строки Пушкина:
Самовластительный злодей,
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрёк ты богу на земле.
Михаил Романов стал первым из расстрелянных в 1918 году Романовых, однако отнюдь не последним...
А "Ус", как называли в ГУЛАГЕ Сталина, знал и помнил всё и всех...
Ему не нужны были старожилы революции и тем более свидетели и участники убийства Романовых.
Гавриил Ильич Мясников (25 февраля 1889, деревня Березовка Чистопольского уезда Казанской губернии Российской Империи — 16 ноября 1945, Москва, СССР) — рабочий-революционер, публицист, один из лидеров мотовилихинских большевиков.
Инициатор (!?) расстрела Великого князя Михаила Александровича.
Член ВЦИК. Участник «Рабочей оппозиции» в РКП(б). Эмигрант-«возвращенец». Расстрелян в Москве
Родился в многодетной рабочей семье. С 1905 года член РСДРП, большевик. Рабочий Мотовилихинского пушечного завода.
Профессиональный революционер с 1905 года.
Участник революции 1905—1907 года, в июне 1906 года арестован и помещён под арест, но в 1908 году бежал.
После этого неоднократно арестовывался.
В 1914—1917 годах был на Орловской каторге, где, судя по медицинскому акту, «занимался разрешением религиозных вопросов и самобичеванием».
Активный участник Октябрьской революции и Гражданской войны.
Был избран делегатом III съезда Советов, на котором был избран во ВЦИК. Направлен на советскую работу к себе на родину — на Урал.
Председатель Мотовилихинского совета. С 27 мая 1918 года переведён по решению Мотовилихинского совета на работу в Пермскую ГубЧК, став заместителем её председателя.
По собственным заявлениям, инициатор расстрела Великого князя Михаила Александровича.
В своих последующих воспоминаниях описал свои сомнения периода планирования этого деяния:
"Но что же я буду делать с этими двенадцатью, что охраняют Михаила? Ничего не буду делать. Михаил бежал. ЧК их арестует и за содействие побегу расстреляет. Значит, я провоцирую ЧК на расстрел их? А что же иначе? Иного выхода нет. Выходит так, что не Михаила одного убиваю, а Михаила, Джонсона, 12 апостолов и двух женщин — какие-то княжны или графини, и, несомненно, жандармский полковник Знамеровский. Выходит ведь 17 человек. Многовато. Но иначе не выйдет. Только так может выйти.… Собирался убить одного, а потом двух, а теперь готов убить семнадцать! Да, готов. Или 17, или реки рабоче-крестьянской крови…. Революция это не бал, не развлечение. Думаю, даже больше, что если всё сойдет гладко, то это послужит сигналом к уничтожению всех Романовых, которые ещё живы и находятся в руках Советской власти."
В Красной армии комиссар дивизии.
После окончания Гражданской войны был заместителем директора завода, на котором когда-то был рабочим.
В 1920—1922 годах вел оппозиционную деятельность внутри РКП(б), входил в «рабочую оппозицию».
Известна полемика Ленина с Мясниковым.
В мае 1921 года самостоятельно издал для распространения среди коммунистов и членов ЦК партии «Докладную записку», в которой было сформулировано требование свободы слова и печати.
«Надо создать условия, — писал он, — при которых не только свобода мнений внутри партии не подавляется… но надо сделать, чтобы весь мир видел, что мы пропаганды и агитации белогвардейцев всех сортов и оттенков не боимся».
Идеи Г. И. Мясникова, кроме требования свободы печати включавшие требование общей либерализации большевистского режима, получили название «мясниковщина» и в полемику с ним вступил сам В. И. Ленин:258.
«Я сел писать Вам ответ. Повидаться, к сожалению, не удастся. Постараюсь доставить Вам мой ответ сегодня или завтра. Хотел бы иметь ответное письмо от Вас. В. И. Ленин,
«Телефонограмма Г. И. Мясникову», 5 августа 1921»
20 февраля 1922 года был исключён из партии большевиков, но продолжал вести пропаганду в Мотовилихе и соседних регионах.
В 1923 году был отправлен на работу в советское посольство в Германии, за границей издал «Манифест».
Осенью того же года был арестован, провёл три с половиной года в заключении: сначала в Вятской (Орловской), затем в Томской тюрьме.
Весной 1927 года был освобождён и сослан в Ереван.
7 ноября 1928 года, выпрыгнув на ходу из поезда Ереван — Джульфа, маршрут которого проходил вдоль государственной границы, переплыл Аракс и оказался в Персии.
В 1930—1944 годах жил во Франции.
18 декабря 1944 года, получив приглашение советского посольства, возвратился в Москву, 17 января 1945 года был арестован.
24 октября приговорён к высшей мере наказания (по ст. 58-1а УК РСФСР).
16 ноября приговор приведен в исполнение.
25 декабря 2001 года Мясников реабилитирован (!?).
Свежие комментарии